Встречи на затонувшем корабле

Командир спасателей Питер Кибл в последний раз перед погружением мысленно повторял путь, который ему предстояло пройти на затонувшем судне. Никто не знал, сколько раз он с завязанными глазами ощупывал фанерный макет немецкой субмарины, каждую деталь ее командного поста, запоминал каждый выступ, каждую переборку, каждый закоулок, вымерял пальцами каждый дюйм пространства, в котором теперь уже скоро должен будет оказаться. Ему предстояла чертовски важная задача - найти и извлечь невиданную в те годы новинку - прибор ночного видения, которым была вооружена немецкая подлодка. С таким-то недреманным оком она, словно коварная хищница, могла выслеживать корабли союзников, которые представляли для нее опасность, не большую, чем косяк селедки. Лодка и попалась-то, точно сытый беззаботный хищник,- была настигнута английским эсминцем и потоплена. Кибл замер, глядя в темную воду: ему предстояло погрузиться на глубину семьдесят три метра и умудриться так изъять эту игрушку, чтобы не сработало взрывное устройство, вмонтированное с ней в общий блок. Ясно, что это задание командир подводников-спасателей Питер Кибл мог поручить только себе самому.

Даже по сравнению с сумраком семидесятиметровой глубины, к которому нужно было привыкнуть после утренней ясности воздуха, на немецкой подлодке было слишком мрачно. Вода напоминала чернила.

Опускаясь по трапу, Кибл поскользнулся - нога поехала по крутому скату. Он присел, чтобы удержаться. Что-то произошло. Волной накрыл мгновенный страх. Он понял, что сидит на трупе немецкого подводника. Проход вниз был перекрыт, и Кибл начал вслепую кромсать труп. Лезвия ножа было почти не видно, и Кибл монотонно вонзал его в мертвое тело, пока оно не распалось, освободив трап.

Вот наконец и центральный пост. Ориентиром служила правая переборка. На нее хоть можно опереться всей тяжестью тела. Похоже, предельный срок пребывания под водой для него уже истек. Но Кибл был к этому готов. Он знал, что будет нелегко. Вот стол, над которым склонялся офицер, прокладывая курс. На столе - карты. Хорошо бы изучить их, но в крови уже было столько азота, что не следовало делать ни единого лишнего движения. Кибл скорее ощутил на расстоянии, чем нащупал этот загадочный металлический мяч. Так... это болты, которые его удерживают... они не опасны, если только не вызовут смещения корпуса. Один болт, второй... падает отвертка. Симптомы глубинной болезни? Кибл предельно внимателен и осторожен. Последний болт... все. Есть еще трубки, идущие от прибора. В них, наверное, провода. На них теперь и сидит этот хищный электронный глаз. Но что это?

Легкий удар сзади по его шлему! Он машинально схватил человеческую руку и держал ее, потрясенный таким ходом событий. Как приведение, подумал он, плавает сам, подталкивает сзади, словно хочет что-то сказать. Лицо раздувшееся, но черты его странные. Уж не встречал ли он этого немца раньше?

Кибл очень торопился. Время давно истекло. Пора. Трубки отсоединены от электронного глаза, который, наверное, будут изучать в лабораториях завтра же. Нет... еще две тонкие, как прутики ивы, трубки. И на них гайки. Кибл оттолкнул труп немецкого подводника и уронил гаечный ключ. Плохо. Оставалось одно: поработать ножом. Проклятие - лезвие ножа сломалось, а гайка не повернулась и на пол-оборота. Искать нож бессмысленно, скорее найдешь иголку в стоге сена. А за своей спиной, чуть сбоку, Кибл вдруг шестым чувством ощутил присутствие немецкого подводника, которого он оттолкнул. Наваждение. Он точно показывал Киблу нечто такое, что тот должен был немедленно найти. Кибл повернулся, приблизился к столу с картой, над которым висело мертвое тело, снова увидел лицо мертвеца, рука Кибла сжала большую линейку для прокладки курса. Он вернулся к шару и уже недопустимо резко, почти боднув его, подсунул линейку между прибором и переборкой и рванул ее свободный конец к себе. Шар отделился наконец. Тонкие трубки, вероятно, оборвались. Выпустив линейку из рук, Кибл раскрыл мешок, наподобие того, как это делают змееловы, и шар нырнул в него, как огромная кобра с раскрытым капюшоном. Трубки натянули ткань. Киблу пришлось медленно лавировать на трапе, чтобы протащить свою ношу. Тут только он почувствовал, что действитель- но пьян от избытка азота. Мешок на тросе вылетел на поверхность и попал через минутудругую на борт спасательного судна. Кибл задержался на глубине около тридцати метров,

чтобы привыкнуть, как и полагалось, к новому давлению воды.

Дом викингов

Уолтерс возился с прибором в отведенной ему каюте и не сразу заметил вошедшего Кибла. Кибл подошел к столу. Сверхсекретный прибор был уже на треть выпотрошен. Его блоки и детали сверкали лаком и голубоватыми серебряными плоскостями.

- Я хочу понять, наконец, - громко сказал Уолтерс, - как это вы сумели закоротить взрывное устройство, даже не сняв его? Контакты замкнуты, но так странно, что я не могу разобраться.

- Взрывное устройство... - Кибл невольно вздрогнул. - Но я... забыл о нем! Я не закорачивал контактов!

- Мои поздравления по поводу прибытия с того света, - заметил Уолтерс. - И все же, что там произошло?

Кибл стал рассказывать, но дошел до второй своей встречи с покойником и умолк. Это стало отныне его тайной. Никто, даже проницательный Уолтерс, глаза которого, точно острия стрел, буравили его, не имел права знать об этом. Да и что он должен был узнать?

В ту ночь Кибл долго не мог уснуть. Сказывалось перенапряжение. Но вот на грани бодрствования возникла картина... Вот он, человек из экипажа немецкой подлодки... только живой. Сидит напротив Кибла. А вокруг такое, что и в кино не часто бывает... дерновые стены древнего дома, очаг, бочонок, ковш, и Кибл протягивает его "немцу". Тот делает несколько глотков, и ковш, сделав круг (там были еще люди), снова у Кибла. Хмельной напиток, который веселит сердце, разбегается по жилам, как нектар.

Кибл не знает, спит он уже или бодрствует. Но какая, в сущности, разница? Только здесь, в ожившем прошлом, он находит ответ 'на свой вопрос, касающийся этого немца. Да, они пили из одного ковша в прежней своей жизни, в доме из дерна, и они вместе спускали на воду корабль, ладью с килем из цельного ствола сосны. Это же ладья викингов, их ладья! И буря, какой никто из них не видел! Вот ладью несет мимо каменистого мыса... подводная скала разворотила борт, с него в воду упали щиты - те самые знаменитые щиты викингов, которые делали борт как бы выше, защищая от ударов волн, от белопенных гребней, срезаемых с них порывами ветра.

И там, среди бурунов, этот человектонул. Молча, как тонули викинги, не знавшие страха смерти. Но и Кибл не знал этого страха. В одной холщовой рубахе он бросился наперерез течению, скрылся в пене, руки его работали без устали. Он буквально Выхватил из ревущей пасти моря этого человека. Ведь в прошлой жизни Кибл был не просто викингом, а берсерком - самым храбрым и самым сильным из воинов окрестных земель. Он выходил один против неприятельского отряда и побеждал. Его ловкие руки вращали меч над головой с такой скоростью, что ни одна стрела не могла пролететь сквозь его вращающееся жало.

...По горло в ревущем потоке Кибл нес собрата-викинга, а потом уложил на влажных камнях лицом вниз, и когда вода потекла из горла, стал приводить его в чувство. Он ожил, его первые слова были: "Это ты, мой брат..."

Но как, каким образом его душа смогла все повторить, все узнать, Кибл не понимал. А душа его покойного собрата, воплотившаяся в этой жизни в образе немецкого подводника, знала все наперед и оказалась, наверное, в ту минуту рядом не случайно. Что стоило ей войти в тело мертвеца... трудно даже представить такое. Но в страшных историях, которые Кибл читал еще в юности, даже покойные матери являлись к своим младенцам, чтобы кормить их грудью, а наутро там, где они сидели, баюкая свое чадо, находили вмятину в постели. И на этот раз душа оказалась сильнее тела. Она двигала рукой подводника, и рука немца дала сигнал Киблу взять линейку, когда упал гаечный ключ и сломался нож. Она направила руку Кибла так, что та, словно сама собой, закоротила контакты взрывного устройства, это было именно так, подумал Кибл, ведь в воде, как в невесомости, легче действовать, и, наверное, ее движение, поток, созданный во время работы самим Киблом, помог душе управлять мертвым телом.

Кибл спал. Морщины на его лбу разгладились, сошедшиеся брови разлетелись, как птицы, и усталое лицо помолодело на двадцать лет, он разметал руки так, что одна упала на дощатый пол каюты, и в долгом сне, в самом долгом сне его жизни, он вернулся снова к порогу дома из дерна, где еще краснели угли очага. Это был его дом, дом викингов.

Владимир ЩЕРБАКОВ, президент Московского клуба тайн

Оракул 9,1999